:):):)

[kolibri-i]

16.03.2013 в 11:42

Пишет  Белка Маада:

Нашла вчера вечером -понравилось невероятно.Хочу .чтобы было под рукой.
автор Заболотская Мария , на "Самиздат" еще есть

Аленький цветочек

"И жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет,
и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красных,
ты была двенадцатая. Ни одна не полюбила меня за мои ласки
и угождения, за мою душу добрую".
"Аленький цветочек"

Одиннадцатая.
Завсегда знала я, что погубит батюшку страсть к новомодной науке селекции. Всюду он таскал с собою труд увесистый про важность скрещивания, и заветы, там изложенные, свято чтил. Все надеялся новый сорт репы вывести, аль кабачков, чтоб прославить имя свое в веках и снискать славу роду нашему крестьянскому, ничем не примечательному.
Оттого и согласился он отправиться в путь-дорогу далекую, оставив все хозяйство на меня да на прочих своих чад, ибо до той поры всяк дивился, насколько смирны, разумны да работящи были дети Сидора Нектарьевича, числом осьмнадцать душ.
Я среди всех шла девятою, Лукерьей нареченною, однако ж любил меня батюшка пуще остальных за то, что к шестнадцати годам уже могла два цельных мешка муки поднять, любую лошадь заворотить да в полдня огород прополоть, и к тому ж интересовалась его научными изысканиями. Нередко бывало, что и старших братьев за уши таскала, а уж коли по улице шла с коромыслом, то многие шеи сворачивали, ибо наградила меня природа всем сверх меры обычной - и ростом, и косой, и бровями, и прочими женскими прелестями.
Ждали с нетерпением мы нашего любезного батюшку к зиме, чтоб похвалил нас за урожай невиданный и соблюденный порядок в хозяйстве, однако ж как-то поутру, аккурат на Петров день, явился наш ненаглядный родитель посреди горницы, словно с потолка рухнувши.
Вид у него был весьма опечаленный, так что мы даже дивиться не стали новому способу возвращения из дальних стран, а тут же по руки провели к столу и поднесли зелья бабкиного, что специально для таких случаев предназначалось. От напитка сего, порядком удивительного, лицо батюшки переменилось несколько раз, затем покраснело, как маков цвет и зарыдал он, не проронивши ни слова.
-Ох и страшны, поди, чужедальние земли! - только и сказал наш младшенький, Тихон Сидорович, весьма бойкий малец.
Тут батюшка унял слезы свои горючие, утер нос свой углом скатерти, и промолвил печальным голосом:
-Выслушайте, дети мои любезные, что приключилось с вашим горемычным отцом, а потом будем судить да рядить, как с бедой этой сладить...
И поведал нам родитель наш почтенный, что занесла его нелегкая в дремучий лес, где бродил он в отчаянии и тоске несколько дней кряду, одними волнушками да сыроежками питаясь, так что вконец испортил он себе пищеварение. Думал он уже помирать, ибо сил смотреть на грибы да коренья уже не было, как вдруг вышел он к дивному дворцу, каменьями изукрашенному, золотом-серебром крытому да вдобавок еще и светящемуся, точно солнышко. Ни живой души около батюшка не приметил, так что вошел внутрь, лелея надежду, что уж в таком дворце не грибами едиными сыты.
-Что до убранства тех палат, я вам, дети мои, ничего подробного не скажу, - вел речь свою батюшка, все еще утирая нос свой время от времени. - Глазам было больно от такой роскоши да блеску, ну да я в том ничегошеньки не понимаю. Поел-попил, что нашел, и вышел в сад. Ох, до чего ж яблони там были урожайны, груши - сахаристы, огурцы - пупырчасты да хрустящи! Оно-то и ясно, при таком тепле да освещении, но когда я репу увидал, то едва последнего ума не лишился! Вовек больше такой красоты изумительной мне не увидать! Одна ботва, почитай два аршина!..
Замерли мы тут все в восхищении, вмиг сию необычайную репу вообразив, но батюшка продолжил свой рассказ:
-...И дошел я, значит, до пригорка зеленого, травой-муравой поросшего, а там цветок произрастает удивительного виду. Цвету он алого, размеру невысокого, формой весьма огурцовый цвет напоминает, и при том светится ярко, точно жар. Тут взыграло мое сердце ретивое, и подумал я, что хорошо бы было скрестить растение сие с огурцом али дынею, авось бы они по дозреванию так же светиться начали. Тогда бы урожай можно было и днем, и ночью собирать - это ж какая выгода и польза в хозяйстве!
Тут мы промолчали, не желая огорчать батюшку, признавшись, что думаем по поводу того, чтобы еще и ночью собирать огурцы, коих у нас и без того ежегодно десяток бочек на засол шло. Однако ж мы понимали, что раз батюшку посетила мысль, связанная с его увлечением, значит, он всенепременно в жизнь ее претворит, что бы по этому поводу люди не думали. А батюшка между тем вновь раскраснелся, затрепетал и с волнением молвил:
-И едва я принялся выкапывать сей дивный цветок, как откуда ни возьмись, появилось чудище громадное и сердитое. Гневалось оно сильно, что посмел я цветок его тронуть, и обещало мне смерть лютую и безвременную. Я пал ему в ноги, принялся вас вспоминать да молить чудище, чтобы отпустило оно меня к моим детушкам, которые непременно без моего попечения испоганят все нажитое мной добро, без опыту и старания...
Мы все дружно переглянулись и решили про себя, что при случае попомним батюшке эти его словеса, ежели окажется, что чудище лесное его никак опосля того не изувечило, что было бы весьма справедливым исходом. А батюшка, меж тем, все с большим душевным трепетом излагал историю свою:
-...и сжалилось чудище ужасное, когда услышало, сколько душ мне приходится кормить трудом своим неустанным. Порешило оно, что отпустит меня, ежели я отдам ему одну из своих дочерей. А так как их у меня осемь...
-Девять, батюшка, - мрачно поправила я его. В который раз уж родитель путался, сколько отпрысков произвел на свет и какого полу, так что порою подозревали мы, будто до этого ему нет никакого дела.
-Тем более! - с радостию возговорил батюшка. - Раз у меня их девять, то хозяйству особого урона не нанесет тот случай, ежели одна из вас отправится на съедение к лютому чудищу лесному. А оно, правду сказать, обещало, что вреда никакого не нанесет и обращаться будет со всем почтением. Врало, наверное, но это уже дело десятое. Так что решайте, мои чадушки, кто из вас пойдет к чудищу во имя спасения своего горемычного батюшки, - тут он закручинился и уронил голову свою плешивую. - Беда-то какая... Покосы скоро, начнутся, а тут одна рабочая душа ни за грош пропадает... Хорошо, что его девицы интересовали, а не парни справные...
Между тем братья и сестры мои переглянулись вдругоряд, и, враз условившись безо всяких слов, сказали:
-Лушку отправляем!
Этого я никак не ждала, однако ж вспомнив, что намедни отвесила затрещины всем младшеньким за то, что своровали варенье из подпола, старшего брата волоком притащила с развеселых гуляний молодеческих, чтоб не отлынивал от работы, а сестриц отходила розгами, чтоб не строили глазки парням, я поняла, что судьба моя предрешена. Батюшка весьма опечалился, памятуя, что в моем лице теряет самого старательного и прилежного работника, но вскоре согласился с таким решением.
Для порядку поплакавши на моей могучей девической груди, он перекрестил меня на дорожку и вручил золотой перстень, который дало ему чудище, да сунул тот самый цветочек, из-за которого все и случилось.
Едва только надела я перстень на мизинец - маловато было колечко-то - как тут же все вокруг померкло, и очутилась я среди богато изукрашенных палат. Заиграла музыка согласная, появились столы, яствами уставленные. "Не сразу, поди, съесть хочет, - поняла я. - Вначале откормит, как следует".
Вышла я в сад, миновав золоченые коридоры да хрустальные лестницы, и увидела словам батюшки полное подтверждение. Плоды здесь произрастали в таком изобилии, что зависть брала, напополам с удивлением. Тут забили кругом фонтаны, и поняла я, что здесь никто воду ведрами не считает.
Нашла я вскоре пригорок муравчатый, посадила обратно цветочек аленький, и засиял он пуще прежнего. Представила я, что по ночи эдак все огурцы на огороде засветятся, и содрогнулась вся от батюшкиного замысла.
Глянула я на стену мраморную, а там огненными буквами печатаются словеса.
Попробовала я прочитать их раз-другой, плюнула, да и говорю:
-Почтенный господин лесной, грамоте я не обучена толком, читать эдакие закорючки, да еще и огненные никак не смогу, так что придется вам по простому со мной говорить.
Исчезла со стены писанина, смолкла музыка сладкозвучная. А затем просипело чудище лесное откуда-то из кустов:
-Не бойся меня, красна девица! Я тебя не обижу. Будешь жить тут как королевишна, что ни попросишь - все сделаю. Хочешь весточку домой послать сродственникам?
Подивилась я любезности чудища, да и ответила столь же ласково:
-Да пусть они катятся к бесам, сродствнники мои. Я по ним еще не настолько стосковалась, чтоб забыть, как они меня сюда единогласно отправили. А пока что прими благодарность мою искреннюю за то, что не сожрал меня сразу же, милостивый господин. Не знаю, чем и отплатить тебе за такую доброту. Полы в палатах помыть не надобно? Али постирать чего?
Примолкло чудище лесное, а затем отозвалось в смущении великом:
-Не для того я тебя сюда пригласил, чтобы эдак мучить и измываться. Не господин я тебе, и ты можешь делать все, что пожелаешь, красна девица!
Тут настало время мне изумляться, так как сроду я не слыхала, чтобы кто-то всерьез мучился, половицы намывая или подштанники полоща. Однако виду я не подала и с радушием промолвила:
-Спасибо тебе, господин! Кличут меня Гликерией Сидоровной, кстати говоря. А как тебя звать-величать?
-Макар Антипович я, - отозвалось чудище после некоторого промедления.?

...И стала жить я у Макар Антипыча, существа на диво деликатного и незлобивого, хоть по батюшкиным словам и чрезвычайно лохматого.
?Почивала я на перине пуху лебяжьего, трапезничала яствами сахарными за столом, златотканой скатертью крытым, после чего гуляла по зелену саду, дивясь на зверей и птиц, кои там обитали в немереном количестве и притом ущерба посевам не наносили. Повсюду меня сопровождала музыка сладкозвучная, и что бы не пожелалось мне увидеть - тут же исполнялось со всей предупредительностью.
-Довольна ли ты угощением да прислугою, свет Гликерия Сидоровна? - спрашивает меня чудище лесное.
-Довольна, Макар Антипыч, - отвечаю я со всем старанием, так как не уверилась еще окончательно, сожрет ли он меня в итоге али нет.
Проходит день, проходит другой, а я все гуляю по зелену саду и не покушается никто на тело мое белое. Все так же бьют фонтаны хрустальной воды, щебечут птицы райские, да благоденствует овощ всякий под солнышком красным. Не успею я подумать, что присесть бы не худо, как тут же табуреточка резная появляется с подушкою камчатной, чтоб не натрудила я седалище свое, в прохладной тени-то сидючи; не успеет в животе заурчать, как стол явится изобильный. Сундуки от одежд богатых ломятся, стены хрустальные без устали отражают красоту мою девическую, жемчугами да яхонтами изукрашенную.
И так мне это все опротивело на третий-то день, что не выдержала я, вышла посеред сада зеленого и крикнула зычно:
-Выходи, любезный Макар Антипыч! Хочу своими глазами увидеть милостивого хозяина своего, гостеприимца!
Засопел тут Макар Антипыч из кустов, заворочался.
-Не могу, - говорит, - Гликерия Сидоровна! Больно страшен я, да противен, что телом, что лицом. Испугаешься ты меня и прогонишь с глаз долой, а мне обида от того великая да расстройство.
-Чем ты напугать меня сможешь, - отвечаю я ему ласково, - Макар Антипыч, коли я батюшку со всех свадеб в деревне волоком таскала в непотребном виде, да всех младшеньких своих с колыбели взрастила... У Мокейки-то пучеглазие, у Тихона - кривозубие, а Геростратушка и вовсе сутул в отрочестве был, точно кляча дохлая, да прыщав аки огурец пупырчатый! А Дунюшка-то наша бородавками как-то изошла - и ничо, пережили. Выходи, да не кочевряжься, Макар Антипыч! Будем с тобой честь по чети говорить!
Закручинилось чудище, и принялось юлить, дескать, вечером выйдет, как сойдут на зелен сад сумерки. Говорю я ему твердо:
-Пошто засмущать меня хочешь, Макарушка? Последнего, кто меня вечером в зелен сад приглашал, на звезды поглядеть, я так коромыслом отходила, что семь бабок-шептуний его от заикания лечили! Не дело это, девице вечером свидания назначать, обещаниями всяческими прельщая!
Вздохнул Макар Антипыч, поняв, что нашла коса на камень, да и вышел на ясен свет.
Страхолюден он был препорядочно, однако ж не до такой степени, чтоб памяти лишаться. Даже пушист местами и конечностями весьма богат и разнообразен. Засмущался он взгляда моего, согнулся в три погибели, и пятиться начал, точно зверь морской, каракатица.
-Куда ж ты, Макар Антипыч? - остановила я его белою рученькой, чтоб не потоптал он грядки со свеклою. - Не надобно малодушничать, не так уж все худо в твоем сложении. Видно, что существо ты к труду годное, о том я и поговорить хотела.
Остановилось чудище, покорилось. Явились тут кушетки да столик с вазами, на что я сурово ответствовала:
-Не усердствуй ты так, Макар Антипыч. Не по сердцу это мне. Который день я у тебя живу - и пальцем о палец не ударила. Одни только увеселения да угощения повсюду. Эдак и ум, и здоровье растерять можно. Вижу я, Макарушка, что грусть-тоска тебя гнетет и скажу, правды не утая, что все это от безделья и праздности. Вот я на исходе третьего дня так маялась, что прыщ у себя под коленкой нашла. А тебе-то и подавно нельзя на такие занятия отвлекаться. Без дела человек только небо коптит!
-Страдания мои от того, что уродлив я непомерно! - возопило чудище и скрыло морду свою в лапах когтистых. - Увидели б меня люди - ужаснулися!
-Дык нет тут людей-то, - толкую я ему. - Какая ж тебе разница, благообразен ты али нет? Занятие тебе нужно найти! Что две руки, что восемь - главное, чтоб при деле! А как же тут не запечалиться, когда все, что не пожелаешь - тут же является безо всякого усилия? Нет, Макар Антипыч, нужно это все менять!
Задумалось чудище, примолкло. Затем глянуло на меня жалобно и говорит:
-Раз ты так, Гликерия Сидоровна, мыслишь, покорюсь я воле твоей, ибо нет для меня большей радости, чем желания твои исполнять!..
Прервала я эти разговоры постылые:
-Не для меня ты это будешь делать, а для себя, родимого! Разве ж дело это для молодого мужика - чахнуть над златом-серебром, да яства поглощать, слезами при том обливаючись да о судьбинушке своей горькой печалясь?.. Научу я тебя, как жить надобно! И косить будешь, и бочки клепать, и верейки вязать!..
И принялась я чудище научать труду честному. Запретила ему всяческое колдовство применять, дала в руки топор да заставила поленницу дров на хозяйственном дворе переколоть. Вечером лапти мы плели, утром грибы-ягоды в лесной чаще собирали, до обеду на огороде тяпками махали, а опосля обеду - траву косили.
-Для кого трава-то? - Макар Антипыч интересуется, с пыхтением косой махая безо всякого умения.
-Для коровушки, кормилицы нашей! - отвечаю я ему. - Знай, поспевай за мной! Ежели сегодня все скосим, то через два дня будем уже стога складывать! А на месте этом в следующем году землю вспашем, да посеем овес, чтобы лошадушку было чем кормить!
Пробежала тут дрожь по чудовищу, однако ж продолжило оно косу гробить.
Вечером сели мы за стол, выставила я щи да пирожки с пылу, с жару из печи, и принялись мы трапезничать.
-Молодец ты, Макар Антипыч! - говорю я. - Видно, что неумел ты и телом изнежен, однако мы это в скором времени поправим! Сегодня легкий день был, чтоб ты пообвыкся, а завтра попробуем в полную силу поработать. Будем сарай для коровушки строить! А я пива хмельного наварю, да окрошки сделаю.
Завздыхало чудище, щами давясь. До того его жизнь эта испортила, что нисколечко оно не верило в силы свои. Решила я его подбодрить да о жизни его одинокой расспросить.
-А что, Макар Антипыч, никогошеньки у тебя тут в гостях не бывает? Али первая я сюда попала, вслед за горемычным батюшкой моим?
Помялось чудище лесное, да и призналось:
-Десятая ты, Гликерия Сидоровна. Залучал я к себе девиц разных, утешения да компании дружеской ища, и не одна моего угождения не приняла.
От признания такого волосы у меня на голове зашевелились, и спросила я со всей деликатностью:
-А что ж с теми девицами приключалось впоследствии? Живы ли они, здоровы и где обретаются?
Разговорилось тут чудище и узнала я, что немало огорчений принес ему поиск друга верного среди девиц красных.
-...третья образованная была, тонкая да лиричная. Все стихи мне читала, я уж надеяться начал, что нашел сродственную душу, столь же высокими материями мыслящую. А потом гляжу - отравилась она, в золоченую скатерть завернувшись. И записку оставила, мол, настоящая любовь, она должна быть несчастливой и вообще, Клеопатра вот так же погибла, а ее возлюбленный за нею последовал, так что и я должон пример сей соблюсти, ежели и впрямь люблю ее всей душою, как говорил. Шестая шустрая была, востроглазая и веселия преисполнена - все-то ей нравилось, и катания на колесницах без коня по лесам, и гуляния по саду, и яства заморские - а потом взяла, да сбежала, пуд золота с собой прихвативши. Седьмая, напротив, все плакала, об былом ухажере вспоминала, с которым я ее разлучил, а затем прибить меня пыталась самым злонамеренным образом. Первая, так та, вообще, едва цветочек аленький не истоптала в пыль ногами, как сюда угодила. Четвертая оказалась из семьи браконьеров потомственных - не успел оглянуться, а она уже оленя златорого свежует, да рыб златоперых сетью ловит и на чердаке в тарань сушит...
Слушала я те истории, слушала, да и постановила:
-От безделья те беды все были, Макар Антипыч. Коли все эти девицы работали бы, а не в тени прохлаждались, на эдакие выбрыки у них и времени-то не нашлось!
Снова вздохнуло чудище, однако вновь свою песню про безобразие да уродство, которые всему виной, не завело.
...Три дня с Макарушкой возводили сруб, неумение его к строительству искореняя, а к вечеру вспомнилось мне, как споро в отеческом дому работа ладилась и запечалилась я, лицом потемневши.
-Гликерия Сидоровна, - с надеждою молвило чудище. - Али не по дому вы заскучали? Не по родителю ли своему ласковому, не по братьям-сестрам родимым?
Пуще того я затосковала, ибо речи его ласковые да подхалимские кого угодно бы до белого каления довели. Ни словечечка веселого да едкого от Макара Антипыча не дождешься, ни брани ядреной. Бревно ему на лапу угодило - и то молвил: "Больно-то как, Гликерия Сидоровна!". Впору повеситься от такого помощничка, угодливого да сахарного, точно из меду его лепили, да киселем скрепляли!
-Да, Макар Антипыч, не худо было бы мне родных повидать, словечком перемолвиться, - взговорила я с волнением. - Да только разве ж отпустишь ты меня...
-Отпущу! - вскричало чудище торопливо. - Только скажи - и тут же отпущу! Перстень-то золотой у тебя. Как захочешь к батюшке возвернуться, так только слово молви, надень его на мизинец правый, и тут же очутишься в родных стенах!
-Да как же я тебя покину, мил друг? - встревожилась я. - Только-только грусть-тоску твою прогнали, как на тебе...
И решилась я оставить чудище на три дня, перед тем всю намеченную работу переделавши. Цельными днями мы с Макаром Антипычем трудились, не покладая рук, а к вечеру, богу помолясь, попрощалась с ним, наказала в грусть-тоску не впадать и коровушку доить вовремя, после чего надела кольцо на мизинец, да и очутилась в родном дому.
Ох и обрадовались же мне родимые мои братья и сестры. Даже батюшка - и тот прослезился. Они-то уверены были, что постигла меня смерть лютая, а тут я явилась, живая, здоровая да пригожая пуще прежнего.
Стала я рассказывать про свое житье-бытье во дворце, да про Макара Антипыча, существо бестолковое да бесполезное. Удивляются братья-сестры, как так можно жить и с тоски не удавиться. Подумали-подумали, да и порешили:
-Надобно тебе, Лушенька, возвращаться поскорее, а не пропадет ни за медный грош душа невинная, хоть и несуразная. Мы тебе с собой струмента дадим всяческого, чтоб вы там обустраивались без колдовства этого паскудного. А как обустроитесь - Тихона Сидорыча берите себе в помощь. Он все равно ить подслеповатый, так что ему безобразия те и не разглядеть толком.
Вечер да ночь провела я в отчем дому, а утром, с батюшкиным благословением, вернулась во дворец, опять колечко на мизинец надевши.
Хожу по палатам белокаменным, зову - нет Макара Антипыча, зверя ужасного, несуразного. Затревожилась я, дрогнуло сердечко. "Нешто впал в хандру Макарушка, да руки на себя наложил без попечения моего?" - ужаснулася я, и побежала со всех ног в зелен сад.
Гляжу - а на пригорке муравчатом, около цветочка аленького, лежит он недвижно, все руки-ноги свои в стороны разбросавши, и едва слышно стонет.
Возопила я в горе великом:
-Ах ты, сердечный друг мой, Макарушка свет Антипыч! Не успела я возвернуться вовремя, ить сердце мне подсказывало, что нельзя мне от тебя уходить! Ты очнись, пробудись, любезный друг! Нешто останется сеновал недостроенным, полюшко - недопаханным?.. Вернулась я к тебе, с родительским благословением да с инструментом всяческим, чтобы жить дальше трудом праведным от зари до звезды вечерней!
Пала я на колени рядом с чудищем лесным, и горючими слезами оросила пригорок муравчатый. Вспомнила затем, какие обиды претерпевал Макар Антипыч от прочих девиц, да как искал их расположения. "Вот его желание заветное, невысказанное! - догадалась я. - Чтоб полюбили его за душу добрую да услужливую! Спасать нужно чудище бесталанное!"
И только я испроговорила:
-Ты встань, мил друг, Макар Антипыч, люблю я те...
Как вскочил с места Макарушка, точно оса его в гузно ужалила, замахал руками и ногами.
-Молчи, - кричит. - Молчи, Гликерия Сидоровна! Не договаривай!
-Жив! - обрадовалась я, да только хотела обнять Макарушку, как вновь завопил он пронзительным голосом и отскочил, точно от меня жаром пышет, как из печи сатанинской.
-Стой, Гликерия, Христом богом тебя прошу! - и все руками машет, точно мельница. - Всю правду тебе скажу, только молчи и на месте замри!
Послушалась я его, решивши, что умом повредилось чудище на почве разлуки нашей безвременной.
-Королевич я урожденный, ведьмой проклятый, - молвил с мукою Макар Антипыч. - Должно мне оставаться в образе сём безобразном, уродливом, пока не полюбит меня красна девица за нрав мой кроткий и услужливый, и не признается в этом по доброй воле своей...
-Ну так а что ж ты... - начала я было удивляться бестолковости Макарушкиной, как он снова меня прервал:
-Десять девиц я по всякому уговаривал, задабривал и ни одна их них не согласилась рядом со мною даже рядом стоять. Одна ты не убоялась, смело говорила со мной и при виде страхолюдия сего без памяти не падала. Во всем ты мне помогала и бедам моим сочувствовала, жизни трудовой научала...
И заплакало чудище, морду свою от меня отворотивши.
-Не стыдись, Макарушка! - воскликнула я, растрогавшись. - Я и впредь буду рядом с тобою. Обучу тебя еще многим премудростям и ловкостям, работать будем... Батюшка Тихона Сидорыча пучеглазого нам в помощь отдаст, эдак мы еще одно поле пахать сможем!..
-Вот! - вскричало тут чудовище, вновь слезами залившись. - И я о том же! Подумал я, подумал, Гликерия Сидоровна, и решил, что уж лучше я чудовищем безобразным останусь и буду до конца жизни жить, как жил - с яствами, невидимою прислугой и прогулками в саду, нежели трудиться как проклятому на полях-огородах, да с коровушками... Вона как спину-то скособочило - думал уж, что помираю...
Поразили меня его слова до глубины души. Не думала я, что столь слабоволен и ленив Макар Антипыч. Испортила его ведьма окаянная, да только не уродством противным, а бездельем нескончаемым!
-Эх, Макарушка, расстроил ты меня, - молвила я. - Нешто не видишь ты, что от такой жизни, что чудище, что человек порядочный, волком должны взвыть?
Молчал Макар Антипыч, упрямо землю ногой ковыряючи.
-Ну да что ж, спасибо на добрых словах тебе, хозяин любезный и прощай! - сказала я, да и пошла восвояси.
Вослед мне запели птицы райские, заиграла музыка согласная и забили фонтаны хрустальной чистоты.
Догнал меня Макар Антипыч у палат белокаменных, остановил и молвил, глазами кося:
-Ты это... Гликерия, заходи, если что - за яблоками али за грушами для научных изысканий батюшки твоего многомудрого. Перстень я тебе оставляю. И позволь мне благодарность глубокую тебе выразить, от самого сердца идущую...
-Это за что же? - поинтересовалась я, с ехидством на него глядючи.
-Да за то, что узнал я - есть вещи и похуже жизни чудовища ужасного в дворце заколдованном... - молвил Макар Антипыч, расхохотался смехом громовым, кувыркнулся через голову да и пошел носиться средь сада, точно собака несмышленая...
Цельных минут пять я думала о разности мышления человеческого, а затем выкинула это все из головы и надела колечко на мизинец.
-Как раз к покосам успела! - молвила я батюшке, на которого свалилась посередь горницы, облобызала его плешь родимую и пошла за граблями, по себя дав зарок навестить Макар Антипыча при случае.
Пропадет ведь, существо несуразное...